«Существует устойчивая „стигма обреченности”»: Дмитрий Толкачев о проблемах инклюзии в стране

Студент третьего курса КБТУ Дмитрий Толкачев, живущий с легкой формой ДЦП, имеет широкий круг интересов, свободно осваивает иностранные языки и строит амбициозные планы на будущее.

Дмитрий говорит, что счастлив, потому что имеет возможность учиться, иметь хобби и активно коммуницировать с другими людьми. В то же время его особенно волнует тема инклюзии. Молодой человек очень хочет, чтобы люди с особыми потребностями в Казахстане были полноценно включены в общественную жизнь.

В эксклюзивном интервью для Youth.kz Дмитрий Толкачев рассказал о своих учебных и исследовательских успехах, активном участии в общественной жизни, а также подробно остановился на вопросах развития инклюзии и проблемах, с которыми сталкиваются люди с особыми потребностями в Алматы.

– Я учусь на третьем курсе по специальности CSSE (Computer Science and Software Engineering). До КБТУ думал поступать в Рейнско-Вестфальский технический университет Ахена (RWTH Aachen University) в Германии на программу по квантовым вычислениям, но из-за пандемии COVID-19 не смог уехать, – рассказывает Дмитрий. – В КБТУ сейчас состою в двух научных группах, которые занимаются безопасной передачей информации через кубиты. Это совместные проекты с учеными из Финляндии, Дании и Германии – очень сильная международная коллаборация. В рамках научной группы я работаю как security adviser и тестирую (также участвую в их разработке) предлагаемые решения. В будущем хотел бы поступить в зарубежную магистратуру. В Швеции, как стране с развитой телеком индустрией, есть отличные университеты, которые специализируются в моей области – на стыке Computer Science и квантовой физики. Дополнительным преимуществом для меня является знание шведского и немецкого языков, а также свободное владение английским.

– Дмитрий, как вам удалось выучить шведский и немецкий?

– Я всегда любил иностранные языки. Английский начал учить еще в детстве, до школы. Интерес к немецкому тоже был всегда. Позже, когда пришло время готовиться к поступлению в университет, я вместе с друзьями из разных стран – так вышло, что у меня много иностранных знакомых – решил пробовать поступать в один и тот же вуз. Тогда серьезно занялся немецким и уже через полтора года сдал необходимые языковые экзамены.

Шведский же появился в моей жизни по любви. Его впервые услышал несколько лет назад вживую и был восхищен его тоническими ударениями и особым ритмом. Меня также привлекает, насколько шведский стал инклюзивным. За последние годы этот язык сильно изменился и учитывает интересы разных групп населения даже на уровне грамматики.

– Среди языков, которыми вы владеете, какой дается вам легче всего?

– На мой взгляд, самый простой для изучения – шведский. Самым же сложным считаю немецкий. Он же во многом и является основой для других европейских языков. Английский я осваивал в большей степени на практике – через аудирование, чтение и работу с текстами.

Поскольку я еще в школе интересовался инженерными специальностями, мне приходилось читать техническую литературу и документацию на английском языке, что и помогло научиться разбираться в сложных текстах.

– Есть ли у вас хобби или занятия, которые помогают отвлечься от учебы и бытовых дел?

– Я очень люблю театр и искусство в целом. Часто хожу в театры Алматы, знаком со многими театральными исследователями, режиссерами и художниками. Обожаю слушать музыку. Кроме того, увлекаюсь чтением и обсуждением стихов. В детстве и подростковом возрасте участвовал в конкурсах чтецов. Мне также интересна поэтическая и театральная критика.

– В какой школе вы учились до поступления в вуз?

 – Я учился в обычной общеобразовательной школе в небольшом промышленном городе Темиртау. Мне очень повезло с учителями и школьным коллективом, в социальном плане среда была максимально инклюзивной. У меня не было ни буллинга, ни каких-либо ограничений со стороны одноклассников. Физическая инклюзивность, конечно, оставляла желать лучшего: здание было типичным советским, без адаптированной инфраструктуры. Но мне повезло с одноклассниками.

В средней школе они буквально подхватывали меня под руку, и мы вместе передвигались по кабинетам, так что серьезных трудностей не возникало. Официально я числился на домашнем обучении, но мы в семье решили, что я должен посещать школу, и я ходил на все занятия и сдавал экзамены как обычный ученик. Домашний формат позволял брать дополнительные предметы. Так я набрал больше часов по физике, потому что у меня был замечательный преподаватель. Именно благодаря нему я позже и заинтересовался квантовой физикой. Кроме того, в моей семье всегда был «культ учености», привитый в первую очередь бабушкой по отцовской линии.

В свое время она получала инженерное образование и также занималась изучением биохимического инжиниринга, но из-за отсутствия инклюзивности в советские времена она, являясь глухонемой с отрочества, не смогла получить официальное высшее образование и работала инженером.

– Насколько вам сложно было поступить в КБТУ? Рассматривали ли другие университеты?

– Как я уже говорил, изначально подавал документы в университет Германии, поэтому не успел подать их в казахстанские вузы. Поскольку сроки уже истекли, я связался с одним из университетов Алматы, сдал ЕНТ позднее и поступил на желаемую специальность в университет «Туран».

Там студенческое сообщество было очень разнообразным и творческим, что для меня было важно, так как я увлекался игрой на пианино и поэзией. Первый курс стал для меня своего рода ориентационным годом, а спустя год я перевелся в КБТУ.

– Насколько легко вам находить общий язык с однокурсниками и преподавателями?

– В плане коммуникабельности и умения договариваться с окружающими у меня проблем не возникает. На мой взгляд, наше поколение более дружелюбное и инклюзивное по сравнению с предыдущими.

– Дмитрий, есть ли в вашем университете примеры качественной инклюзивной среды?

– Если говорить о физической доступности, стоит учитывать, что КБТУ расположен в историческом здании. Любые изменения, связанные с лестницами или модернизацией архитектуры, требуют согласования с городской администрацией, поэтому внедрять их непросто. Тем не менее, пандус у главного входа был построен уже во время моего обучения. Его проект согласовывали со мной, тестировали лично на моих потребностях. Уклон пандуса сделали удобным и доступным.

Общежитие при КБТУ новое и в целом инклюзивное. Комнаты для маломобильных студентов созданы на высоком уровне и также согласовывались со мной при строительстве новых корпусов. Я считаю, что это одно из самых инклюзивных студенческих общежитий в Алматы.

– Помимо вас есть ли в вузе студенты, которым нужен такой же пандус?

– Насколько мне известно, на инвалидном кресле передвигаюсь только я. Но в университете учатся студенты с другими особыми потребностями. С этого года КБТУ активно движется в сторону инклюзии и сейчас рассматривает возможность установки пандусов на территории всего кампуса.

– А если говорить о городе в целом, насколько комфортна для вас среда для передвижения на инвалидном кресле? 

– С 2025 года в городе начали устанавливать высокие бордюры, и преодолевать их стало сложнее. Во многих местах плитку заменили на асфальт, но его укладывают неровно по отношению к бордюрам, из-за чего появляется больше препятствий. Кроме того, постепенно исчезает старая архитектура и плитка, все больше улиц закатывают в асфальт, и облик города теряется.

Летом особенно сложно передвигаться из-за ремонтов системы водоснабжения: перекопают сразу несколько районов, и пройти становится почти невозможно. Этим летом я побывал в Ташкенте и смог сравнить инфраструктуру. Там передвигаться удобнее, во многом благодаря системе «единого окна» в цифровом формате, через которую горожане могут направлять свои обращения. В этом плане Ташкент несколько опережает наш город.

– В нашей стране есть сервис для приема обращений граждан E-Otinish…

– Да, это отличный инструмент. Его можно развивать и интегрировать с учетом нужд всех групп населения, чтобы сделать процесс отправки обращений проще и доступнее для всех.

– Дмитрий, какие стереотипы, связанные с людьми с инвалидностью, вы замечаете чаще всего в обществе? 

– Стереотипов много. Один из самых распространенных – стигматизация людей, передвигающихся в инвалидном кресле. Существует устойчивая «стигма обреченности», будто человек в коляске полностью неспособен к самостоятельной жизни. В моем случае мне повезло – мои проблемы связаны только с равновесием, и я использую кресло исключительно для безопасности.

Люди же часто задают неудобные вопросы, например, «как так вышло?». Такие обращения я встречаю за пределами университета. Меж тем я не ощущаю явной дискриминации, но порой встречаются сердобольные граждане, которые вроде бы и хотят помочь, но заведомо ставят крест на возможностях человека в коляске. Сам факт наличия инвалидного кресла часто провоцирует множество вопросов, в том числе и о самом диагнозе. Все это нередко перерастает в устоявшийся «small talk» на улице.

– Дмитрий, раз уж заговорили о small talk: вы выступаете на открытых лекциях, верно?

– Да, я участвовал в TEDx еще в школьные годы. Сейчас активно вовлекаюсь в общественные инициативы и достаточно публичен в сфере НКО. Я являюсь волонтером в нескольких международных организациях, включая Human Rights Watch. Недавно выступал на круглом столе по вопросам инклюзивности в университете.

Сегодня образование сталкивается с большими трудностями в учете ментального здоровья и спектра нейроразнообразия. Это своего рода «слепая зона» для общества, а в сфере образования особенно. Кстати, совместно с департаментом когнитивных наук КБТУ и Университетом Эдинбурга мы сейчас проводим исследование, посвященное ментальному здоровью студентов: разрабатываем анонимные и комплексные опросники. На мой взгляд, учитывать этот аспект инклюзивности крайне важно.

– На ваш взгляд, какие еще аспекты городской инклюзивности чаще всего остаются без внимания?

– Инклюзивное сообщество должно быть действительно разнообразным и учитывать потребности всех групп населения. Когда мы говорим только об одной категории людей с особыми потребностями, мы упускаем огромный пласт других. Урбанистическая инфраструктура должна быть благоприятной для всех. Если сосредоточиться лишь на бордюрах или ямах, можно забыть о тактильных дорожках для слабовидящих или о системе озвучивания остановок в транспорте, которая критически важна для слабослышащих. В городе по-прежнему актуален вопрос корректных углов наклона пандусов.

Иронично, но самые неудобные пандусы часто находятся у аптек и других жизненно важных учреждений. У меня есть слабовидящая знакомая, которая передвигается на общественном транспорте, и далеко не везде включается аудиосистема, озвучивающая остановки. Метро тоже остается малодоступным: подъемники старые, часто не работают или слишком медленные, пользоваться ими самостоятельно невозможно, т.к. они по умолчанию заблокированы – приходится ждать персонал. Чтобы просто попасть в метро и выйти из него, иногда требуется дополнительно больше получаса.

В итоге легче пройти пешком или поехать на автобусе. Да, с автобусами в этом году стало лучше. В них усилился контроль за работоспособностью пандусов. Их, похоже, регулярно стали чистить, потому как раньше они часто не открывались из-за пыли. Но остается другая проблема – не все водители останавливаются. Нередко водитель видит человека в инвалидной коляске, но игнорирует, и даже если заметит, нет гарантии, что остановится.

– Насколько часто вам приходится сталкиваться с такими ситуациями на автобусных остановках? 

– Практически ежедневно. Это действительно распространенная проблема. И я понимаю, почему она возникает. Дело в том, что зарплата водителей напрямую зависит от соблюдения графика движения, а чтобы помочь мне с посадкой, требуется дополнительное время. Насколько я знаю, за задержки они могут получить штраф. Поэтому многие водители стараются избегать подобных ситуаций, чтобы не подвергать себя риску.

– Но здесь встает вопрос совести, на мой взгляд. Как думаете, можно было бы решить эту проблему технически? Например, с помощью видеорегистраторов или специальных датчиков?

– В конце второго курса мы с командой университета пытались разработать цифровую систему, которую можно было бы интегрировать в систему Onay. Она должна была сигнализировать водителю о том, что на остановке находится человек, нуждающийся в помощи при посадке.

Фактически, прототип такого продукта уже существует, но мы пока не понимаем, как технически можно встроить подобные датчики-оповещатели в сами автобусы. Это требует согласования и с акиматом, и с инженерными службами транспорта.

– Дмитрий, как вы считаете, что важнее: менять инфраструктуру или менять отношение общества? Или эти процессы неразделимы? 

– Мне кажется, эти процессы тесно взаимосвязаны и не могут существовать отдельно друг от друга. Чтобы общество осознало необходимость изменений, нужно сначала дойти до понимания самой проблемы. И это действительно очень важный вопрос…

Примечательно, что недавно в Алматы представили результаты исследования уровня инклюзивности в сферах образования, трудоустройства и досуга для молодежи с инвалидностью.

Данная аналитическая работа была проведена общественным фондом «Gorozhanym» по заказу управления молодежной политики города. Исследование объединило данные опросов, глубинных интервью, экспертных дискуссий и картирования городских инициатив.

Авторы исследования отмечают, что сегодня отсутствуют единые источники данных о людях с инвалидностью, особенно в категории «молодежь». По их словам, трудно найти как количественные показатели, так и – будучи молодым человеком с инвалидностью – получить всю необходимую информацию в формате «одного окна».

Подчеркивается необходимость унификации данных и налаживания межведомственного взаимодействия, что создает основу для разработки единой инклюзивной цифровой платформы, адаптированной под разные категории пользователей.

«Мы фиксируем, что даже при наличии программ поддержки молодежь с инвалидностью зачастую не знает, куда обратиться и как получить услугу», – отмечают эксперты.

По данным экспертов, в Казахстане зарегистрировано менее 750 тысяч человек с инвалидностью – то есть примерно каждый двадцать первый житель страны. В Алматы проживает около 59 тысяч человек с инвалидностью из 2,3 млн жителей. Это может указывать на то, что не все люди с инвалидностью, включая молодежь, охвачены системой учета.

Казахстан уже внедряет комплексные меры по обеспечению равного доступа к образованию и труду. Меж тем, авторы исследования обращают внимание на то, что значимые пробелы все еще сохраняются. Так, лишь в 4 из 8 вузов, участвовавших в анализе, действуют центры инклюзии.

Особое внимание уделяется инфраструктуре: физическая доступность зданий учебных заведений и наличие адаптированных материалов остаются ключевыми проблемами, особенно в сферах культуры и спорта. Кроме того, выявлена слабая связь между образованием и трудоустройством: после 9 класса многие молодые люди с инвалидностью выпадают из системы, а даже получив высшее образование, сталкиваются с трудностями при поиске работы.

Среди ключевых рекомендаций — развитие курсов ясного языка, обучение сотрудников принципам универсального дизайна, создание центров инклюзии при вузах и колледжах, а также внедрение гибких образовательных программ и стажировок для молодежи.

Как подчеркнули представители одного из профильных госучреждений: «Важно не просто адаптировать среду, а создать механизм вовлечения, который включает молодежь с инвалидностью в процесс изменений. Инклюзия — это не помощь, это участие».